Утро. Сквозь льняные кружева, покрывающие оконные стекла, пробивается в детскую
яркий солнечный свет. Ваня, мальчик лет шести, стриженый, с носом, похожим на пуговицу, и его сестра Нина, четырехлетняя девочка, кудрявая, пухленькая, малорослая не по летам, просыпаются и через решетки кроваток глядят сердито друг на друга.
Неточные совпадения
Но вот на востоке стала разгораться заря, и комета пропала. Ночные тени в лесу исчезли; по всей земле разлился серовато-синий
свет утра. И вдруг
яркие солнечные лучи вырвались из-под горизонта и разом осветили все море.
Как ярко освещен зал, чем же? — нигде не видно ни канделябров, ни люстр; ах, вот что! — в куполе зала большая площадка из матового стекла, через нее льется
свет, — конечно, такой он и должен быть: совершенно, как
солнечный, белый,
яркий и мягкий, — ну, да, это электрическое освещение.
Теперь даже
солнечный день он отличал от ночной темноты лишь потому, что действие
яркого света, проникавшего к мозгу недоступными сознанию путями, только сильнее раздражало его мучительные порывы.
Он быстро вскочил, оделся и по росистым дорожкам сада побежал к старой мельнице. Вода журчала, как вчера, и так же шептались кусты черемухи, только вчера было темно, а теперь стояло
яркое солнечное утро. И никогда еще он не «чувствовал»
света так ясно. Казалось, вместе с душистою сыростью, с ощущением утренней свежести в него проникли эти смеющиеся лучи веселого дня, щекотавшие его нервы.
А море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь; на скалу, к ногам Туба, всплескивают волны, зеленые в белом, играют, бьются о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног парня, — иногда это удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся — волны рады, смеются, бегут назад от камней, будто бы испугались, и снова бросаются на скалу;
солнечный луч уходит глубоко в воду, образуя воронку
яркого света, ласково пронзая груди волн, — спит сладким сном душа, не думая ни о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как море.
Изредка блестели кое-где штыки; орудие, попав в
солнечный свет, горело несколько времени
яркою звездочкою и меркло.
Я вдруг, совсем как бы для меня незаметно, стал на этой другой земле в
ярком свете солнечного, прелестного, как рай, дня.
Было тихо. В окна глядел не то тусклый рассвет, не то поздний вечер, что-то заполненное бесформенной и сумеречной мглой. Ветер дул в «щели», как в трубе, и гнал по ней ночные туманы. Взглянув из окна кверху, я мог видеть клочки ясного неба. Значит, на всем
свете зарождалось уже
яркое солнечное утро. А мимо станка все продолжала нестись, клубами, холодная мгла… Было сумрачно, тихо, серо и печально.
Улица, залитая
солнечным светом, пестрела
яркими пятнами кумачовых рубах и веселым оскалом белых зубов, грызущих подсолнухи; играли вразброд гармоники, стучали чугунные плиты о костяшки, и голосисто орал петух, вызывая на бой соседского петуха.
Полный темными впечатлениями ночи, Алексей Степанович неохотно повернулся от стены — и был ослеплен
ярким светом, наполнявшим комнату. В окно падал золотой столб
солнечного света, и в нем весело поблескивал пыхтевший самовар, а снаружи неслись бодрые звуки голосов и отчаянно-звонкое щебетание воробьев. Никита, подававший самовар, открыл окно, и оттуда несло ароматным теплом, ласкавшим горло и щекотавшим в носу. Первый раз за неделю выглянуло солнышко, и все радовалось ему.
Вечер был чудесный — теплый и тихий. Солнце светило сбоку в аллею. Нижние ветви лип просвечивали
яркою зеленью. В полосах
солнечного света золотыми точками плавали мухи. Варвара Васильевна расхаживала по аллее с женами Елкина и Пантелеева и занимала их.
Яркий, почти
солнечный свет мешается с клубами черного дыма и матового пара, золотые языки скользят и с жадным треском, улыбаясь и весело мигая, лижут черные остовы.
Солнечные лучи весело играли на куполах монастырских церквей и заливали
ярким светом стены святой обители инокинь.
День был
солнечный.
Яркие лучи дневного
света проникали в пол-окна каморки полонянки. При этом
ярком освещении горница поражала своей чистотой, вытесанный и чисто вымытый стол и лавка положительно блестели.
Он лишился чувств, очнулся он в узкой высокой комнате со сводчатым потолком и одним глубоким небольшим окном с железною решеткою;
яркие солнечные лучи освещали скромную обстановку этого незнакомого ему жилища: деревянную скамью, несколько табуретов, стол, аналой, стоявший в переднем углу под иконостасом со множеством образов, озаренных едва заметным при дневном
свете огоньком лампады, и, наконец, деревянную жесткую кровать, на которой он лежал.